Остался поэт — одинокое солнце.
Он пишет в уме гениальные строки
О Б-ге, сидящем на смертном пороге.
О Б-ге, идущем по новой дороге.
Оно включает все ожидаемые компоненты констрирования приятной псевдо-реальности : поэт - солнце и гений пишущий о боге и смерти; одиночество (среди непонимающей его толпы?); писание в уме (так что даже если кто-нибудь случайно, не смотря на одиночество, к нему заглянет, то все равно ничего не увидит). Как приятно наверное быть таким поэтом, ощущать себя гением (а одиночество - это ведь удел гениев!), а строки в уме защищают от разрушения этого образа.
Может ли эта конструкция существовать постоянно? Достоевский в Неточке Незвановой пишет, что нет, не может. Скрипач Ефимов, уверенный в своей гениальности и обвиняющий все и вся в своей невозможности продвинутся, попадает на концерт блестящего скрипача и умирает, не в силах себя дальше обманывать. Наоборот, Уэллс в романе The Bulpington of Blup описывает отца Блепингтона Блэпского, который свое интеллектуальное превосходство до самой смерти подпитывал писанием истории викингов. Впрочем, после его смерти в бумагах обнаружился только лист с заголовком для романа.
Мне нравится поэзия, но она мне кажется таким же вполне земным делом, как и любое другое.